В. В. Мантатов Предмет экологической этики: природные и человеческие ценности

Сегодня все мыслящие люди планеты чувствуют и понимают, что мы идем дорогой техногенной цивилизации навстречу к экотехнологическому апокалипсису. Еще старик Ламарк предупреждал: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания».  Основными признаками надвигающейся катастрофы являются разрушение биосферы, химическое отравление человека и природы, деградация «природного» человека. В «Декларации Земли», принятой Международной комиссией ЮНЕСКО в 2000 году, современная мировая ситуация характеризуется следующим образом: «Доминирующие схемы производства и потребления ведут к экологическому опустошению, истощению ресурсов и массовому исчезновению биологических видов. Происходит разорение сообществ. Блага, приносимые экономическим развитием, доступны не всем, и пропасть между богатыми и бедными все более и более увеличивается. Во всем мире распространены несправедливость, нищета и насилие, которые являются причиной страдания. Увеличение роста населения Земли усиливает давление на экологические и социальные системы. Основы глобальной безопасности находятся под угрозой.

Если главной причиной деградации окружающей среды являются доминирующие схемы производства и потребления, то решение экологической проблемы возможно лишь на  уровне изменения характера и способа человеческой деятельности. Поскольку любое социальное действие есть материализация человеческой мысли, необходимо прежде всего изменение ценностного сознания мировоззрения людей. Экологическая катастрофа есть следствие технократического мировоззрения и потребительской психологии людей.

Неизбежность эколого-этической революции

На наш взгляд, основополагающим фактором и главным условием решения проблемы окружающей среды является освоение обществом новой (эколого-гуманистической) парадигмы, утверждающей безусловность ценность природы и признающей необходимость коэволюции человека и природы. Выдвигая данную гипотезу, мы опираемся на следующие обстоятельства и факторы.

Фактор глобальный: надежды на то, что решение экологической проблемы может быть достигнуто при дальнейшей технизации общества по сценарию «искусственно поддерживаемой биосферы» не имеют основания. На функционирование такой системы потребовалось бы 99% всех ресурсов техногенной цивилизации, что абсолютно нереально.

Фактор региональный: опыт природоохранной деятельности в нашем регионе убеждает нас в том, что «байкальская проблема» не может быть решена в полной мере ни путем технологических инноваций, ни путем социально-экономических изменений. Проблема охраны озера Байкал обсуждается более пятидесяти лет, однако «воз и ныне там». За это время произошла смена социально-экономических укладов и форм собственности. Однако, ни при социализме, ни при капитализме не удалось и не удается решить «байкальскую проблему», Более того, за последние годы масштабы загрязнения (реального и потенциального) озера Байкал принимают угрожающий характер. Напрашивается вывод о том, что глубинной причиной ухудшения экологической ситуации на Байкале являются сложившиеся схемы мышления и ценностные ориентации людей. Следовательно, необходима смена парадигмы мышления и поведения людей, необходимо изменение отношения общества к природе. Эти наши выводы согласуются с основными положениями «Политической Декларации» Всемирного Саммита по устойчивому развитию в Йоханнесбурге. Политическая элита мирового сообщества начинает понимать, что утверждение нравственных принципов не только в отношениях между людьми и государствами, но и в отношениях человека и общества с окружающей средой необходимо для выживания человечества в условиях глобального экологического кризиса. Само происхождение рода человеческого связано с нравственным императивом и выживание человечества зависит от того, насколько люди смогут подчинить свою деятельность требованиям морали «как абсолютного начала жизни» (А.А.Гусейнов). Нравственно-этические идеалы, в частности, принцип благоговения перед жизнью, должны стать основными регуляторами как общественных отношений, так и взаимодействия общества с природой. Нет надобности доказывать, что любые социальные изменения обусловливаются прежде всего духовно-нравственной атмосферой в обществе.

Мы сможем дать адекватный ответ на вызов окружающей среды лишь тогда, когда сумеем изжить технократические иллюзии, и, полностью переменив свои ценностные установки, подниматься до понимания этического начала жизни как чего-то основополагающего и фундаментального. Сегодня мы стоим перед необходимостью новой революции в нашем сознании и в нашем поведении – а именно революции эколого-этической, затрагивающей общественные структуры не менее глубоко, чем революция, осуществленная Коперником. Подобно революции Коперника, экологическая этика связана с глобальным изменением сознания и бросает вызов всей системе жизнедеятельности человека. Экологическая этика предлагает новую концепцию самореализации человека, согласно которой узкое эго человека развивается в альтруистическое Я, открытое миру, способное объять всю природу «освободительной любовью» (Д.Дивол). Такое расширенное сознание человека преодолевает узость антропоцентризма  и становится выразителем «интересов» биосферного целого, или «экосистемного блага». В этом плане экологическая этика находится в таком же отношении к этике антропоцентризма, как эйнштейновская физика по отношению к ньютоновской.

Внутренняя ценность природных феноменов

В этике, как правило, выделяют две главные проблемы: одна – это вопрос о том, что есть благо само по себе, вторая – вопрос о том, что имеет ценность как средство для достижения блага. Иначе говоря, речь идет о различии между внутренней ценностью и инструментальной ценностью; при этом определение того, что и в какой степени имеет внутреннюю ценность предстает как особая задача этики. «Как только мы задумываемся над понятиями «внутренней ценности» или «внутреннего добра», – писал Д.Мур, – или говорим, что какая-то вещь «должна существовать», предметом нашего мышления становится уникальный объект – единственное в своем роде свойство предметов, которые я обозначаю как «добро».  Этическая оценка какого-либо предмета как блага не совпадает ни с какой другой оценкой этой вещи – ни с оценкой полезности, ни с оценкой приятности, ни с обнаружением каких-то его естественных свойств. Что касается предмета экологической этики, то его можно идентифицировать как благо всех живых существ и экосистем. Утверждая: «Это есть благо», мы имеем в виду, что предмет, о котором идет речь, находится в некотором определенном ценностном отношении к какой-то другой вещи.

Экологическая этика дает оценку человеческим поступкам с точки зрения экосистемного блага. Экосистемная оценка представляется нам более сложным когнитивным процессом, чем установление этических суждений в человеческой сфере. В экологической этике важно рассмотреть не только непосредственный результат человеческого действия, но и «результаты этих результатов», по выражению Д.Мура. Между тем, очевидно, что наше предвидение никогда не может быть настолько точным, чтобы мы могли с уверенностью сказать, что рассматриваемое действие дает наилучшие из возможных результатов в отдаленной перспективе.

Экологическая этика не говорит нам, что надо делать, не указывает на то, что такое-то решение является единственно верным. Наше знание причин и следствий в мире слишком неполно, чтобы выполнять такие указания. «Мы никогда не можем быть уверены, что такой-то поступок осуществит наивысшую возможную ценность».  Однако остается более скромная задача, которую экологическая этика, вероятно сможет решить, а именно выяснить, какая из наиболее вероятных альтернатив создаст наибольшую сумму благ в универсуме. Но даже такая задача является неизмеримо трудной. Говоря, что защита природы лучше, чем природопотребительская идеология, мы хотим сказать, что первая альтернатива имеет большую внутреннюю ценность, чем вторая. Выбирая тот или иной поступок, мы полагаем, что он является наилучшим, то есть степень внутренней ценности поступка вместе с ценностью его последствий больше, чем у любых альтернативных.

Экологическую этику интересует прежде всего внутренняя ценность природных феноменов. Возьмем для примера следующую ситуацию выбора. Можно ли пожертвовать чистой байкальской водой ради строительства нефтепровода или какого-нибудь добывающего предприятия? Ответ на этот вопрос будет зависеть от того, на какие ценности ориентируются те, кто принимают решения. Майк Стенмак в своей книге «Этика окружающей среды и политическая деятельность» доказывает, что различия в понимании основных ценностей порождают дивергенцию политических подходов в области охраны окружающей среды.  Например, конфронтация между экологами и технократами основана на серьезном расхождении в понимании того, что мы называем «ценностью». Для технократа ценность имеет лишь то, что можно построить и эксплуатировать, то, из чего можно извлекать выгоду, пользу, прибыль. Понятия «жизнь природы» или «дух Байкала» бессмысленны для технократа, в то время как экологу они напоминают о сакральной ценности природы. Невозможно заставить беречь Байкал того, для кого сам Байкал представляет лишь инструментальную ценность, то есть не имеет внутренней ценности, и наоборот, эколог на вышепоставленный вопрос однозначно ответит: «нет», поскольку для него Байкал имеет внутреннюю ценность, независимую от интересов общественных групп. Эколог допускает вероятность того, что по прошествии достаточно большого времени могут проявиться  такие ужасные последствия строительства нефтепровода вдоль побережья Байкала, которые уничтожат тот перевес экономических благ, на который рассчитывают строители, а именно уничтожение экосистемы озера Байкал – величайшей ценности мира, что недопустимо. Поэтому экологическая этика ориентирует нас на мудрое сохранение меры предосторожности во всем, исходя из понимания внутренней ценности вещей, самоценности природы как органического целого.

В Конституции Республики Бурятия записано: «Каждый обязан сохранять природу и окружающую среду, бережно относиться к озеру Байкал и другим природным богатствам».  В озере Байкал сосредоточено 20% мировых запасов пресной воды. В целях обеспечения охраны озера Байкал, на прилегающей к нему территории запрещена всякая хозяйственная деятельность, которая может нанести вред биосфере. Здесь внутренняя ценность «природного наследия» поставлена выше интересов местных сообществ и любых инструментальных ценностей. По сути дела, на Байкальской природной территории идет первый в мире эксперимент по апробации принципов экологической этики. 

Единство природных и человеческих ценностей

Ценность является базовым термином этики. Из ценности того или иного феномена мы выводим обязательства по отношению к нему. Этика окружающей среды становится возможной лишь тогда, когда осознается внутренняя ценность природных феноменов и формулируются соответствующие обязательства по отношению к ним. Все этические учения, как правило, связывают ценность с человеком; экологическая этика расширяет понятие ценности до масштабов экосистемного блага. Такой подход позволяет сохранить традиционные гуманистические ценности и одновременно утверждать экологический холизм. Мы должны с благоговением относиться к природе, и мы вправе также позволить себе «гуманизировать» её по законам красоты. Экологическая этика утверждает самоценность природы и одновременно вводит мир природы в пространство человеческих ценностей. Здесь отношение человека к природе взвешивается «на идеальных весах морали», по выражению А. А. Гусейнова. Мораль есть форма самообязывания, самоограничения, самоотказа. С точки зрения экологической этики условием морального поведения человека является отказ от насилия по отношению к природе, т.е. ненанесение вреда всему живому, отказ от роскоши и потребительства.

В экологической этике выделяются, как правило, две позиции: антропоцентризм и биоцентризм. Антропоцентризм представляет собой идею, согласно которой человеческое поведение по отношению к природе должно быть оценено на основании того, как оно влияет на человеческое благополучие, тогда как биоцентризм отстаивает мнение, что человеческое поведение по отношению к природе должно быть оценено на основании того, как оно влияет на другие живые существа или экосистемы. Антропоцентристы доказывают, что только люди имеют внутреннюю ценность или моральный статус. Довод, который выдвигают биоцентристы таков: все живые существа или экосистемы имеют внутреннюю ценность или моральный статус. Наша позиция такова Необходима конвергенция антропоцентризма и биоцентризма в целях обеспечения охраны природы и здоровья человека. Различия в ценностных позициях не должны мешать принятию релевантных решений в области охраны окружающей среды. Например, и антропоцентристы, защищающие право всех людей (и нынешнего и будущего поколений) на здоровую окружающую среду, и биоцентристы, отстаивающие интересы «природы» поддерживают курс на устойчивое развитие. Политика устойчивого развития является релевантной и эффективной тогда и только  тогда, когда она опирается как на антропоцентричную, так и на биоцентричную этику.

Современная практика устойчивого развития базируется на антропоцентричной этике. Следующие пять принципов раскрывают содержание антропоцентричной этики устойчивого развития: а) принцип возмещения корпорацией (предприятием) социальных и экологических издержек; б) принцип экологической ответственности; в) принцип ограничения потребления материальных благ; г) принцип приоритетности здоровья человека.

Антропоцентричная этика устойчивого развития – это концепция  сохранения собственного «дома бытия». Благо человечества (настоящего и будущего поколений людей) – превыше всего. Забота об охране окружающей среды приемлема в той степени, в какой она способствует поддержанию экологического благополучия человека  и человечества. Биоцентричная этика устойчивого развития базируется на ценности природы. В частности, она признает а) ценность разнообразия; б) ценность естественной эволюции; в) ценность редкости (вида, индивида, объекта); г) ценность красоты; д)ценность жизни – в – сообществе; е) ценность  Матери-Земли и т.д.

Природа – носительница и держательница объективных ценностей. Земля существовала до появления человека; и было бы абсурдно, например, говорить, что появление человека сделало ценным то или иное существо в эволюционизирующей экосистеме: ценностные отношения формируются на уровне биологической организации материи задолго до появления человека. Следовательно, люди в своей оценке природы должны следовать самой природе. В самой природе есть «предценности», которые как бы воспламеняются человеческим интересом. Холмс Ролстон приводит следующий перечень ценностей природы: жизнеподдерживающая, экономическая, эстетическая, историческая, научная, религиозная, культурно-символическая, терапевтическая и т.д.  В иерархии ценностей экологической этики (как синтеза биоцентризма и антропоцентризма) высшую позицию занимает категория жизни, охватывающая как жизнь человека, так и жизнь природы.

Экологическая этика – междисциплинарная наука о коэволюции человека и природы – обосновывает единство природных и человеческих ценностей. Например, нетрудно доказать, что сохранение биоразнообразия есть человеческое благо. И наоборот, здоровый, умеренный образ жизни способствует устойчивому развитию мира, снижая потребление ресурсов и массу отходов. Но как нам быть и действовать в конфликтной ситуации, когда человеческие права и ценности приходят в противоречие с требованиями сохранения биоразнообразия и консервации природных ценностей? Имеют ли люди право на хозяйственную деятельность, если последняя ведет к деградации окружающей среды? Ответы на эти вопросы требуют всестороннего анализа и взвешивания конфликтующих ценностей. С точки зрения экологической этики права человека не абсолютны, и они должны быть согласованы с природными ценностями. Права отдельных людей или сообществ на природопользование должны быть ограничены, если они наносят вред естественным экосистемам или приходят в противоречие с правами других людей на здоровую окружающую среду.

В качестве примера того, что может произойти с человеком, когда игнорируется требование устойчивости экосистем, и их характеристики выходят за пределы определенных пороговых значений, рассмотрим ситуацию на Аральском море. За последние 40 лет чрезмерный отвод воды для целей ирригации из Амударьи и Сырдарьи – двух основных рек, питающих Аральское море, – привел к снижению его объема на 85%, а его уровня – на 18 метров, а также к сильному засолению оставшейся воды, обнажив более 40 тыс. кв. км солончакового морского дна. Обнажившееся морское дно и загрязнение нижнего течения рек принесли крупные неприятности  человеку и его здоровью. В дельте Амударьи за последние 15 лет число заболеваний почек и печени, особенно раковых, возросло в 30-40 раз, хроническим бронхитом – в 30 раз, суставов – в 60 раз.  Еще один пример. Масштабное обезлесение в бассейне реки Янцзы (с 1950 года площадь, занимаемая лесом, сократилась более чем наполовину) вызвало в 1998 году крупное наводнение в Китае, в результате которого погибли десятки тысяч людей. Эти примеры убеждают нас в том, что необходима разработка стратегии устойчивого развития, основанной на конвергенции человеческих и природных ценностей.

Ценностные основания экологической этики

Наука и религия – это два столпа, на которых зиждется ценностная ось экологической этики. Обе ценностные установки необходимы для формирования этики окружающей среды, обеспечивая соприкосновение с двумя существенными, но разными сферами человеческой экзистенции. Наука важна для экологической этики как минимум – в трех аспектах. Во-первых, наука может сформулировать ограничения, которые налагают на человеческое поведение социальные и биологические структуры; во-вторых, наука может более или менее надежно оценивать последствия принятия решений для человека и природы; в-третьих, наука помогает сформировать целостное мировоззрение, в рамках которого мы принимаем экологические решения. Хотя наука – важный источник этики, но ее одной недостаточно для построения экологической этики. Фредерик Грегори справедливо замечает, что «перед лицом экологического кризиса радикальное отделение науки от религии представляется интеллектуальной роскошью, которую человечество не может себе позволить».   В данном контексте мы не пытаемся оценить по достоинству все разнообразие религиозной мысли, касающейся природы, но можно, по крайней мере, отметить релевантность и значимость всех мировых религий для развития экологической этики. Например, в даосско – буддийской традиции  путь к гармонии и целостности – это чистота мыслей, свобода от власти страстей и желаний, несовершение некрасивых действий, способность следовать естественному порядку вещей. Буддийская этика поощряет смирение и умеренность, простоту и бережливость, медитацию и сострадание.  Буддийская философия обосновывает неразрывную связь между  нравственностью и экологией человека; это такая взаимозависимость, что, по сути дела, речь идет о некоторой целостности, о некотором тождестве. Безнравственное поведение не только разрушает здоровье человека, но оно вызывает мировой пожар, мировой хаос. Буддийский мыслитель Падмасамбхава (VIII н.э.) писал: «К концу эры, когда эгоизм человечества будет непрерывно  нарастать, когда преступники станут вождями и эти вожди станут грабить и воровать, а высокие учителя будут бродить по улицам как нищие, тогда наступит мировой хаос. Разрушенный небесный порядок освободит эпидемии, голод и войну, неожиданные наводнения, пожары и ураганы». Таковы последствия разрушения нравственности. Мы многому можем научиться у даосизма и буддизма, особенно в той их части, которая связана с уважением к миру и космосу.

Библейская традиция тоже включает заботу о природе. Земля принадлежит Богу – и людям заповедано быть ответственными хранителями ее, «возделывать сад и заботиться о нем» (3 : 23). С позиции этики устойчивого развития представляют интерес библейские  обоснования необходимости ограничения потребления  и аскетической морали. Иен Барбур предлагает синтез экологии и христианства, и этот синтез представляется ему «многообещающей  концептуальной основой для природоохранной этики».  Заметим в связи с вышесказанным, что не только христианство, но вся религиозная традиция содержит огромный ценностный потенциал для экологической этики. Без возрождения как трансцендентных, так и аскетических идеалов религии нам не обуздать человеческую алчность, которая является главным источником экологических бедствий. Возможно, ограничение наших желаний и потребностей является главным условием выживания человечества.

Сколько бы мы не призывали беречь природу, это мало что изменит в нынешней экологической ситуации, коль скоро в ценностной иерархии обладание значит больше, чем само бытие, а преобразование мира – больше, чем содержание бытия. Так, например, нам не решить «байкальскую проблему» до тех пор, пока стратегию развития нашего региона будут определять люди, страдающие технократическим утопизмом и ценностной слепотой по отношению к природе. Необходимо активное противодействие общественности силам технократии, необходимо создать противовес научно-техническому активизму, заложить ценностные предпосылки такого способа бытия человека в мире, который гарантирует коэволюцию человека и природы. В этих целях следует обратиться к религии как духовному источнику экологической этики. Именно  религия утверждает бескорыстное отношение к Бытию, культивирует благоговение перед жизнью. Итак, экологическая этика в равной степени опирается как на религию, так и на науку. Тот, кто найдет научную истину о сущности природы и сумеет соединить ее с духовным императивом религии, придет к подлинной экологической этике, которая поможет нам соблюдать надлежащую меру в освоении природы и избежать экологической катастрофы.

Заключение

Нашу эпоху – вслед за В. И. Вернадским – часто называют эпохой ноосферы (сферы разума). «Созданная в течение всего геологического времени, – писал В. И. Вернадский, – установившаяся в своих равновесиях биосфера начинает все сильнее и глубже меняться под давлением научной мысли человечества… Очевидно, эта сторона хода научной мысли человека является природным явлением».  Определяя ноосферу как высшую стадию развития биосферы Земли, в условиях которой научная мысль становится действенной планетарной силой, В. И. Вернадский вкладывал в это понятие эколого-этическое содержание, высокий гуманистический смысл. Иначе говоря, истинная концепция ноосферы включает в себя и науку, и этику как два равноправных начала нового эволюционного изменения биосферы. Наука, лишенная нравственного начала, великого чувства благоговения перед жизнью, может стать фундаментом построения предельно заорганизованной, технократической ноосферы – ноосферы типа сверхиндустриального общества на умирающей планете Торманс, мастерски описанной И. А. Ефремовым в его романе «Час Быка». Будем откровенны: и на планете Земля технократически ориентированная ноосфера поставила весь мир (и мир человека, и мир природы) на грань экологической и антропологической катастрофы. Чтобы спасти жизнь на планете Земля, необходимо возродить онтологический статус этики в структуре ноосферы. Подобно феномену научной мысли, этика благоговения перед жизнью (экологическая этика) является феноменом природным, и в этом смысле «она несет в себе возможность неограниченного развития в ходе времени».  Для нас важен тот факт, что идеалы и приоритеты экологической этики согласуются со стихийным эволюционным процессом, с законами ноосферы и устойчивого развития мира. В этом своем качестве экологическая этика становится абсолютной, планетарной силой, «верховным регулятором жизни нашей планеты».

Интернет-источник

http://www.nbrb.ru/books/element.php?ID=1717

ВОПРОСЫ ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЯ

1. Можно ли говорить об экологической этике как о прикладной этике или может быть экологическая этика является универсальной этикой, этикой расширившей свои границы?

2. «Экологическая этика обосновывает единство природных и человеческих ценностей». Как Вы понимаете это утверждение? Какая из наук изучает природные ценности и есть ли вообще такая наука?

3. Можете ли Вы привести примеры осознания ценности природы?

4. Является ли сейчас для большиства целовечества основным вопросом благополучие природы?

5. Как Вы понимаете гармоничные отношения человека и природы?